41-й день рождения
Я стала женщиной за кремовыми шторами. Еще лет пять назад я была лучшей версией Турбина-старшего и не понимала Елену Турбину. Я считала, что надо идти до конца, не распускать полки и погибнуть в героической борьбе. И никогда не сдаваться.
У нас была шутка, мол, каждый десять лет у Светы случается глобальный кризис и, значит, надо планировать грядущий и пересидеть его на Бали. И вот прошло 10-ть лет с моего 31 до 41-го. Я отмечаю его в уютном доме, где у меня цветы и фарфоровые чашки, и постельное белье пахнет так сладко, как детские сны.
Я объясняю про себя – ну, это же все постепенно вышло. Я шла и шла, шла и шла и занималась бесконечным повторением – что-то из серии «жи-ши пиши через «и», – надеясь, что когда-нибудь за этим проступит смысл. На этом пути я поняла, что есть вещи, сильнее, чем мое «хочу» или моя железная воля – и перед ними я сняла шляпу.
Традиции – вот что важно, ритмический рисунок, на который накладывается тарабарщина жизни. Меня поздравляют и говорят, ты же родилась в один день с Фрейдом. И я улыбаюсь. Мне все казалось раньше, что надо же уже наконец определиться – ты с этими или с этими? Ты за смысл или за секс? Ты за индивидуацию или за то, чтобы сделать невротическое страдание переносимым – простым человеческим? Ты за то, чтобы в город Изумрудной идти дорогой трудной или иногда достаточно любить и работать?
А теперь я не вижу никакого противоречия, и все как-то связанным друг с другом оказывается.
/придется брать все/
Мне нравится та часть у Бродского, где он говорит – «но пока мне рот не заткнули глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность», а все, что до этой строки – бесконечное самолюбование, но вот она, она, да, хороша.
/и да простится мне самолюбование/
И мне есть за что быть благодарной моей жизни.